"Я видел Сталина дважды - на Мавзолее, и в гробу". Рассказывает старейший обозреватель "КП" Леонид Репин
Очередь желающих попрощаться тянулась к Дому Союзов со всех окрестных улиц. Фото: РИА Новости
На первомайский парад 1950 года меня взял фронтовой спецкор «Известий», друг нашей семьи Леонид Александрович Кудреватых. И ему пришлось использовать все свое природное красноречие и внушающий безграничное уважение внешний вид (ходил он с толстой бамбуковой тростью - по-моему, исключительно для солидности), чтобы меня не отсеяли уже при входе на Красную площадь: тринадцатилетнему мальчишке требовался отдельный пропуск на трибуну. Дядя Леня предъявил служебное удостоверение, и офицер козырнул, пропуская.
И ТУТ ОН ВОЗНИК
Когда раздались аплодисменты и крики «Да здравствует товарищ Сталин!», я даже не сразу просек, а где же он сам-то. И тут Он возник. В ослепительно белом кителе и белой фуражке, вождь появился со стороны Мавзолея, обращенной к нашей трибуне, и поприветствовал поднятой правой рукой. После Сталин ушел на лицевую, фасадную сторону Мавзолея.
Вот тогда я и поразился, какой он маленький, наш вождь: парапет Мавзолея скрывал его почти целиком, и он возвышался, как бюст, только начиная с середины груди. Какой-то офицер с нашей стоячей трибуны смотрелся там нормально - парапет заслонял его снизу только до пояса. Я даже опешил: какой же тогда рост у Сталина… Дядя Леня сердито глянул на меня, когда я задал этот вопрос, однако и не ответил.
Второй раз я увидел вождя не более чем в десятке метров от потока, текущего мимо гроба, где он лежал, - в бывшем доме Благородного собрания, а теперь - Колонном зале Дома Союзов.
В то утро 6 марта сквозь закрытые окна в комнату вливался низкий, тугими волнами бьющий гул. Мы все привыкли к нему: гудел завод Ильича, расположенный почти сразу за нашим двором, - так оповещали народ о начале утренней смены. Но теперь было что-то иное: протяжный, не прекращающийся гул. Потом я различил другой гудок - с Шарикоподшипникового завода, - и все это вместе взятое предвещало беду… «Леня, вставай, - теребила меня за плечо бабушка, - Сталин умер…» Она плакала, неловко утираясь концом шерстяного платка, лежащего у нее на плечах.
Ждали. Хотя и боялись допустить, что могло случиться такое, сводки последних дней о его здоровье становились все тревожнее, зловещее...
ПРОРВАЛИСЬ ПОД БРЮХОМ ЛОШАДИ
Как я проник на это действо - похороны, и сам верил с трудом: столько препон пришлось преодолеть. Сначала я не собирался идти на прорыв, как ребята из класса говорили, - прорваться через кордоны, чтобы увидеть Его, но Юрка Платонов уговорил. С нашей родной Серпуховки мы надеялись рвануть по Полянке - прямым путем к Большому Каменному мосту, откуда коротко оставалось пройти к Моховой и выйти поближе к Колонному залу. Но на Полянку вход перекрыли верховая милиция и какие-то люди в штатском, похожие на переодетых военных. И все-таки мы с Юркой прорвались мимо продрогших верховых и пеших, неожиданно и разом кинувшись меж лошадьми.
Каким-то непонятным образом преодолев Большой Каменный мост, заполненный беспорядочной толпой, мы вышли к Знаменке и поняли: здесь нам никак не пройти. Уже где-то у Никитских ворот мы ринулись с кучей народа куда-то вниз, надеясь прорваться как-нибудь к улице Горького, а уж через нее - к Колонному залу. Мы шныряли по незнакомым дворам, перелезали через заборы. Дважды поднимались по пожарным жгуче-холодным стальным лестницам, чтобы по крышам преодолеть какой-нибудь дом, - иначе никак. На Горького неодолимой преградой стояла конная милиция.
Мы пошлялись мимо нее, делая вид, что просто так прохаживаемся, а потом разом кинулись под брюхом у лошадей. По-моему, лошади даже не удивились. Потом, опять по нахалке, мы прорвались во дворы на другой стороне и, проблуждав, как в лабиринте, все же нашли проход к Пушкинской улице, где в плотной толпе головы людей казались булыжниками, плотно уложенными в мостовую, которая, медленно покачиваясь, все же упорядоченно двигалась вниз, в направлении к Охотному ряду, на углу которого и высилось здание Дома Союзов. Я и не заметил, как остался один: Юрка безнадежно потерялся. Уже стал подумывать - не вернуться ли мне, но тугой, цепкий поток не отпускал и тащил в основном направлении. В ушах свербило от страшного скрежета-шороха бесчисленного количества ног - трения подошв об асфальт… Будто поток мелких камней с горы…
Фото девочки, возлагающей цветы к гробу, должно было символизировать всенародную скорбь. Фото: РИА Новости
НЕ ТАКОЙ, КАК ПРЕДСТАВЛЯЛИ
Открытие, сделанное с близкого расстояния в траурном зале, меня поразило: вождь оказался совсем не таким, как его рисовали и в кино показывали: цветущим и полным сил, с румянцем, а тут… Тут я увидел лицо изможденного человека, хотя, конечно же, подкрасили его перед этой последней встречей с боготворившим его народом, а более всего удивили многочисленные глубокие оспины по щекам. Сделалось не по себе. Я увидел в Нем изъяны - пусть только внешние, о которых прежде не подозревал… И, кажется, впервые я подумал тогда: а вдруг он и вообще был другим, не таким, как я его себе представлял? Не только я, а все мы? Этот вопрос я потом много раз себе задавал.
Влекомый потоком, я прошел через зал, где на постаменте, сплошь обложенном грудой цветов и обставленном многослойными рядами пышных венков, лежал Он. Откуда-то сбоку от гроба то и дело появлялись люди с венками, увитыми алыми и черными лентами с золотом написанными словами. Я понял, что это посланцы трудовых коллективов, и не только московских. Удалось ухватить обрывки прощальных слов, названия городов: «…лавль», «Волоко…». Люди ставили венки среди сотен других, присоединялись к основному потоку и под тихую траурную музыку уходили в свою жизнь - но уже без Него.
ЮРКУ ОПОЗНАЛИ ПО РЕМНЮ
Четыре дня, пока длилось прощание, мы с ребятами каждый день приходили в школу, хотя уроков и не было. Просто чтобы увидеть друг друга, узнать что-нибудь. Говорили вполголоса - это получалось как-то само собой. На похоронах пропал Юрик Колосов из соседнего класса - не вернулся домой, и все… Три дня мать не знала о нем ничего. А еще говорили, что была жуткая давка в районе Самотеки, где в низину сходятся улицы, будто даже и лошадей затоптали… «Голос Америки» якобы провещал, что погибли сотни людей, может быть, тысячи, но мы не хотели этому верить. А потом наш Юрик нашелся: мать опознала его по ремню в брюках. Это был какой-то особенный, довоенный ремень, доставшийся Юрику от отца, погибшего еще в начале войны…
Мне было тогда шестнадцать лет, я только что получил первый в своей жизни паспорт, и какая это будет жизнь - я даже представить не мог.
КСТАТИ
Прокофьеву в те дни цветов не хватило...
Понесла утрату Чехословакия: умер, простудившись на Мавзолее и подхватив бурно развившееся воспаление легких, партийный руководитель братского государства Клемент Готвальд. Он стоял на трибуне несколько часов, может, и более, с непокрытой головой, на морозе, пока шел траурный митинг. Наши шапок не сняли - это было видно по фотографиям в газетах: Берия надвинул шляпу по самые уши, Хрущев - в высокой каракулевой шапке. А вот Готвальд что-то не поостерегся… Вернулся в Прагу и через четыре дня умер.
В те же самые дни, когда хоронили Сталина, прощались с великим человеком, Сергеем Сергеевичем Прокофьевым - композитором, пианистом и дирижером. На его похоронах цветов почти не было - купить даже и в Подмосковье близким людям не удалось, все унес с собой обожаемый вождь.
Фото: А. Зенин/ТАСС
ВОПРОС ДНЯ
Сможем ли мы прийти к единому мнению о роли Сталина в нашей истории?
Николай РЯБЧЕВСКИЙ, глава союза «Защитники Отечества»:
- Общество придет к единому мнению. В день смерти Сталина я был в пятом классе. Плакала вся деревня, Казалось, его любили! Сейчас из Сталина делают тирана, но невозможно менять общество без жертв.
Антон ГОРЕЛКИН, депутат Госдумы:
- Японцы извинились за карикатуру на Чингисхана. А он жил 850 лет назад. Сталинская эпоха жива. И в ближайшие века на народный консенсус в восприятии Сталина не рассчитывайте.
Алексей БАБИЙ, глава отделения общества «Мемориал»:
- Мифы, вбитые в голову тогда, вечные. На месте Сталина мог быть кто угодно. Он - порождение советской системы. Любой, кто взобрался бы тогда на вершину власти, проводил бы репрессии.
Платон БЕСЕДИН, писатель:
- Надеюсь, что Сталин будет рассматриваться со временем не как символ, а как совокупность достижений и промахов. Было уничтожение людей? Да. Победа в войне? Да. Уникальный экономический рывок? Да. Разные лики. И рассматривайте их в совокупности.
Борис МЕЖУЕВ, политолог, философ:
- Сталин стал паролем тех, для кого оказались неприемлемы процессы, начавшиеся в эпоху перестройки. При этом все ужасы сталинизма списываются на фантастические причины (жертвы сами виноваты), либо игнорируются как малозначимые.
Юлия ЧИЧЕРИНА, певица:
- Единого мнения не будет. Всегда будут побежденные Сталиными и победившие вместе с ним. Во время его правления пострадало много невинных, но в других странах их пострадало еще больше. И не забывайте: чтобы победить Гитлера - абсолютное зло, - нужно было быть тверже его.
Алексей ИСАЕВ, сотрудник Института военной истории:
- Медленно, но верно мы движемся к пониманию его роли в Великой Отечественной. Ошибки у Сталина были, и ошибки драматичные.